Квинт Курций Руф. КНига VII

Квинт Курций Руф

Книга VII

ГЛАВА 1

1. Если под свежим впечатлением от преступления Филота воины считали” что он был казнен по заслугам, То когда его не стало, ненависть их тут же обратилась в сострадание. 2. Этому содействовали слава юноши и старость осиротевшего отца. 3. Парменион первый открыл царю путь в Азию, с ним он разделял все опасности, во всех сражениях командовал одним из флангов; он был первым другом Филиппа и настолько преданным! самому Александру, что тот не захотел иметь никого другого помощником в убийстве Аттала. 4. Подобные размышления распространялись в войске, а о мятежных словах доносилось царю. Он не был ими взволнован и, хорошо понимая, что вред от праздности устраняется делом, призвал всех собратьев к его шатру. 5. Узнав, что толпа воинов собралась, он вышел на сходку. Атаррий, несомненно по уговору с царем, потребовал привести Александра Линкеста, замыслившего убить царя гораздо раньше, чем Филот. 6. По двум, как мы уже сказали, доносам он уже третий год содержался в оковах. Считалось достоверным, что он участвовал в заговоре на жизнь Филиппа, но поскольку он первый приветствовал Александра как царя, ему удалось избежать казни, но не обвинения. 7. Тогда же просьбы его тестя Антипатра сдерживали законный гнев царя. Но утихший гнев Александра снова усилился: новые тревоги заставили вспомнить о давней опасности. 8. Итак, Александра привели из-под стражи и велели ему говорить. Но хотя; он обдумывал оправдательную речь в течение трех лет, от смущения и волнения он сказал мало из того, что подготовил; под конец ему изменила не только память, но и рассудок. 9. Ни у кого не [140] было сомнения, что его волнение cвидетельствует об упреках совести, а не о слабой памяти. Итак, воины, стоявшие к нему ближе, пронзили его копьями, пока он еще боролся со своей забывчивостью.

10. Когда убрали его труп, царь велел ввести Аминту и Сирмия; младший их брат Полемон бежал, узнав, что Филота подвергают пыткам. 11. Это были ближайшие друзья Филота, выдвинутые на высокие и почетные должности, преимущественно по его ходатайству; царь помнил, как настойчиво Филот старался приблизить их к нему и не сомневался, что они тоже участвовали в этом последнем заговоре. 12. Итак, он заявил, что они уже давно вызывают у него подозрения благодаря предупреждениям его матери, писавшей ему, чтобы он их остерегался. Хотя он неохотно верил худшему, теперь должен уступить явным уликам и приказал их связать. 13. Ведь несомненно, накануне раскрытия злодейства Филота они имели с ним тайное свидание. Их брат бежал во время следствия по делу Филота и тем самым раскрыл причину своего бегства. 14. Недавно, вопреки обычаю и под видом служебного рвения, оттеснив остальных товарищей, они приблизились к нему безо всякой видимой причины, так что он удивился, почему они исполняют службу не в свой черед, и, испугавшись их смущения, быстро отошел к оруженосцам, следовавшим сразу за ним. 15. Кроме того, когда накануне раскрытия преступления Филота Антифан, писец при коннице, потребовал от Аминты, чтобы он, по обычаю, выделил часть своих лошадей тем. кто их потерял, тот надменно ответил, что если Антифан не откажется от своих требований, то вскоре узнает, с кем имеет дело. 16. Эти наглые и безрассудные слова, направленные собственно против царя, представляют собой не что иное, как явное свидетельство преступных намерений. 17. Если все это правда, они заслужили то же, что и Филот, если нет, то он требует, чтобы они оправдались. 13. Затем привели Антифана, и он показал, что обвиняемый не дал лошадей и при этом надменно угрожал.

19. Аминта, получив разрешение говорить, сказал: “Если царь согласится, я прошу снять с меня оковы на то время, пока я буду говорить”. Царь велел освободить обоих и, кроме того, дал копье Аминте, желавшему, чтобы ему вернули и облик оруженосца. 20. Взяв копье левой рукой и отойдя от того места, где только что лежал труп Александра, он сказал: “Какая бы участь, царь, ни ожидала нас, мы заявляем, что за счастливую будем тебе обязаны, а за несчастную будем винить судьбу. Мы отвечаем на суде, не боясь предвзятого решения, свободные телом и душой. Ты нам вернул даже оружие, с которым мы обычно тебя сопровождаем. Нам нечего бояться суда, а теперь можно перестать бояться и судьбы. 21. Позволь мне, прошу, ответить сначала на твое последнее обвинение. Мы, царь, совсем не признаем за собой вины в словесном оскорблении твоего величества. Я сказал бы, что ты уже давно стал выше всякой зависти, [141] если бы не опасался, как бы ты не подумал, будто я хочу льстивой речью искупить свое прежнее злословие. 22. Впрочем, если кто и услышал какие-либо грубые слова твоего воина, утомленного походом, или испытывающего опасности сражения, или больного и залечивающего раны в палатке, то своими подвигами мы заслужили, чтобы ты отнес эти слова за счет обстоятельств, а не за счет нашей воли. 23. Когда случается какое-либо несчастье, все бывают виновны; мы готовы тогда наложить на себя руки, хотя; и нет у нас ненависти к себе; если родители повстречаются с детьми, и те им неприятны и ненавистны.

Напротив, когда нас осыпают дарами, когда мы возвращаемся обремененные наградами, кто может нас вынести? Кто может сдержать порывы нашей радости? 24. И негодование и веселье у воинов не имеют границ. Мы поддаемся порывам страстей. Порицаем ли мы или хвалим, cострадаем или негодуем — все под влиянием настроения. То мы хотим идти в Индию и к берегам океана, то вспоминаем о женах, детях и родине. 25. Но мысли? и слова собеседников прерывает сигнал трубы: все мы бежим в свои ряды, и весь гнев, накипевший у нас в палатках, мы обращаем на головы врага. О если бы и вина Филота состояла только в одних речах!”

26. “Но вернусь к тому, в чем нас обвиняют. Я не стану отрицать дружбу, какая у нас была с Филотом, и признаю, что мы извлекли из нее для себя большую пользу. 27. Но что же ты удивляешься, что мы почитали сына Пармениона, которого ты пожелал сделать самым близким к себе лицом? Ведь и Филот превзошел положением почти всех твоих друзей. 28. Клянусь богами, ты сам, царь, если хочешь услышать правду, виновен в опасности, угрожающей всем нам. Кто другой, как не ты, заставлял желавших понравиться тебе обращаться к Филоту? По его рекомендации мы поднялись до такой ступени твоей дружбы. Он был твоим приближенным: его милости мы добивались, его гнева боялись. 29. Не клялись ли все мы, твои подданные, чуть ли не повторяя вслед за тобой твои слова, что будем иметь общих с тобой врагов и друзей? Связанные этой священной клятвой, могли ли мы отстраняться именно от того, кого ты предпочитал всем остальным? 30. Итак, если это является преступлением, то во всем войске ты мало найдешь невиновных; я готов поклясться, что даже никого. Ведь все желали быть друзьями Филота, но не все могли этого достичь. Если ты не видишь разницы между соучастниками по; преступлению и друзьями, ты не сможешь отличить друзей от тех, кто только хотел ими стать. 31. Как же доказывают наше соучастие в его замысле? Как я думаю, именно тем, что накануне раскрытия заговора Филот беседовал с нами дружески и без свидетелей. Я, правда, не мог бы оправдаться, если бы в тот день в чем-либо нарушил течение своей прежней жизни и свои привычки. Если же в тот роковой день мы вели себя как обычно, то наши привычки должны освободить нас от подозрений”. [142]

32. “Но говорят, мы не дали Антифану коней! И это столкновение с Антифаном случилось накануне открытия заговора Филота! Если Антифан хочет навлечь подозрение на нас, потому что мы не дали ему в тот день коней, то он и самого себя не сможет оправдать, ибо желал получить их именно в тот же день. 33. Трудно решить, кто виновен, если, конечно, не считать, что сохраняющий свое добро поступает правильнее, чем требующий чужого. 34. Впрочем, царь, сначала у меня было 10 лошадей; из них Антифан уже распределил 8 среди тех, кто потерял своих. Итак, у меня оставалось всего 2 лошади, которых также хотел увести этот человек, очень надменный и, конечно, несправедливый. Но я был принужден удержать их за собой, чтобы не сражаться пешим. 35. Я не отрицаю, что свободно говорил о бездельником, претендующим лишь на ту военную обязанность, чтобы распределять чужих лошадей среди идущих в сражение. Но вот пришли такие времена, что я вынужден давать отчет в своих речах одновременно перед Александром и перед Антифаном”. 36. “Но твоя мать писала тебе о нас как; о твоих врагах! О, если бы она заботилась о своем сыне более разумно и не создавала в своей обеспокоенной душе пустых тревог! Почему же она не указала на причину своих опасений? Почему, наконец, не назвала того, кто донес ей на нас? Какие наши действия или слова побудили ее написать столь, тревожное письмо? 37. О, горестное мое положение, когда молчать, может быть, менее опасно, чем говорить! Но чем бы ни завершился суд, ты осуди лучше мою неразумную защиту, чем мое дело. Ты, однако, признаешь то, о чем я сейчас скажу; ты помнишь, как, посылая меня в Македонию набирать войско, ты сказал мне, что много здоровых юношей, скрывается в доме твоей матери. 38. Ты предписал мне повиноваться только твоему приказу и привести к тебе уклонявшихся от военной службы, Я сделал это и исполнил твое приказание смелее, чем это было в моих интересах. Я привел оттуда Горгия, Гекатея, и Горгида, которые тебе хорошо служат. 39. Итак, что может быть более несправедливым, чем казнить меня за то, что я исполнил твой приказ, в то время как в случае неповиновения должен был бы понести наказание по закону? У твоей матери нет другой причины преследовать нас, кроме той, что мы предпочли ее женской милости твои интересы. 40. Я привел 6 тысяч македонской пехоты и 600 всадников; часть этих людей не последовала бы за мной, если бы я был снисходителен к уклонявшимся от военной службы. Поэтому успокой свою мать, поскольку она гневается на нас по указанной причине и ты сам подвел нас под ее гнев”.

ГЛАВА 2

1. Пока Аминта говорил, неожиданно прибыли воины, настигшие его

бежавшего брата Полемона, о котором было упомянуто, и теперь

доставившие его связанным. Едва можно было [143] удержать негодующую

толпу, чтобы она тотчас, по обычаю, не забросала его камнями. 2. Но

тот без малейшего страха сказал: “Я не прошу снисхождения для себя,

только пусть мое бегство не поставят в вину невиновным братьям. Если

его нельзя оправдать, пусть это будет только моим преступлением. Уже

потому их положение лучше моего, что своим бегством я один вызываю

подозрение”. 3. Вся сходка одобрила его слова. Затем у всех потекли

слезы: настолько переменилось неожиданно настроение людей, что все,

что прежде ему вредило, теперь обратилось ему на пользу. 4. Он едва

достиг юношеского возраста. Находясь среди всадников, устрашенных

пыткой Филота, Полемон поддался общей панике. Покинутый своими

товарищами, он колебался, вернуться ли ему или продолжать бегство,

когда был схвачен преследовавшими его людьми. 5. Он стал плакать

перед сходкой и бить себя по лицу, сетуя не на свою участь, но на

судьбу своих братьев, по его вине оказавшихся в опасности. 6. Ему

удалось уже тронуть не только воинов, но и самого царя, неумолимым

оставался только один брат. Глядя на него свирепым взором; он

сказал: “Безумный, тебе следовало плакать тогда, когда ты вонзал

шпоры в своего коня, покинув братьев и присоединившись к дезертирам.

Несчастный, куда и от чего ты бежал? Ты заставил меня, обвиненного в

уголовном преступлении, выступить с речью обвинителя”. 7. Тот

признался, что виновен, но больше перед братьями, чем перед собой.

Тут толпа дала волю слезам и крикам, чем она обычно проявляла свое

настроение. В единый крик слились все голоса, требовавшие пощады для

невиновных храбрых мужей. И друзья, воспользовавшись случаем вызвать

сострадание, поднимаются и со слезами умоляют царя о пощаде. 8.

Когда наступило молчание, тот сказал: “Я также своим приговором

снимаю обвинение с Аминты и его братьев. Для вас же, юноши, я желаю,

чтобы вы скорее забыли об оказанной мною милости, чем помнили о

пережитой опасности. Вернитесь ко мне с тем; же доверием, с каким я

снова принимаю вас. 9. Если бы я не расследовал сделанного на вас

доноса, меня могли бы заподозрить в большом притворстве. Но лучше

быть оправданным, чем оставаться под тяжестью подозрений. Подумайте

о том, что только тот может быть оправдан, кто защищается на суде.

10. Ты, Аминта, прости своего брата. Это будет и для меня залогом

восстановления твоей привязанности ко мне”.

11. Затем, распустив сходку, царь велит позвать Полидаманта. Он был

особенно угоден Пармениону и в сражениях обычно стоял рядом с ним.

12. Он вошел в палатку царя с чистой совестью, однако лишь только

ему приказали привести своих братьев, совсем еще молодых rf потому

незнакомых царю, уверенность его сменилась беспокойством, и он стал

волноваться, больше думая о том, что могло бы ему повредить, чем о

том, как ему оправдаться. 13. Уже его братьев привели посланные за

ним оруженосцы, когда помертвевшему от страха [144] Полидаманту царь

приказывает подойти ближе и, удалив всех, говорит: 14. “Преступление

Пармениона затрагивает равным образом всех, но больше всего нас с

тобой, которых он обманул, прикинувшись другом. Для преследования и

наказания его (смотри, как я уверен в твоей преданности) я решил

воспользоваться тобой. Заложниками, пока ты будешь это исполнять, у

меня останутся твои братья. 15. Отправься в Мидию и доставь моим

военачальникам письма, написанные моей рукой. Необходима

стремительность, чтобы обогнать быструю молву. Я хочу, чтобы ты

прибыл туда ночью и на следующий день исполнил то, что будет указано

в письме. 16. Ты отнесешь письма также Пармениону — одно от меня,

другое от имени Филота; его перстень с печатью у меня. Если отец

поверит, что печать приложил его сын, твое появление не испугает

его”.

17. Полидамант, избавившись от своего страха, пообещал сделать даже

больше, чем от него требовали. Выслушав похвалы и обещания, он

сменил свою одежду на арабскую. 18. Ему были даны в качестве

спутников двое арабов, чьи жены и дети остались у царя заложниками

для обеспечения их верности. Пройдя на верблюдах страну, пустынную

из-за отсутствия воды, он прибыл к месту назначения на одиннадцатый

день. 19. Прежде чем было сообщено о его прибытии, Полидамант снова

надевает македонскую одежду и в четвертую стражу приходит к палатке

Клеандра (это был наместник царя). 20, После вручения писем Клеандр

и Полидамант решили встретиться на рассвете у Пармениона. Другим

военачальникам тоже были переданы письма царя. Они уже собирались

отправиться к Пармениону, но тому было уже сообщено о прибытии

Полидаманта. 21. Радуясь прибытию друга и вместе с тем горя желанием

узнать о том, что делает царь, так как давно не получал; от него

писем, он приказал пригласить Полидаманта. 22. В оазисах той страны

имеются обширные и уединенные приятные рощи, насаженные рукой

человека; особенно ими наслаждались цари и сатрапы. 23. Парменион

прогуливался в роще, окруженный военачальниками, которым царь в

своих письмах предписывал его убить. Для исполнения предписания они

установили момент, когда Парменион начнет читать письма, которые ему

передаст Полидамант. 24. Последний, изобразив уже издали, как только

его заметил Парменион, радость на лице, побежал, чтобы его обнять.

Когда они обменялись взаимными приветствиями, Полидамант передал

Пармениону письмо, написанное царем. 25. Парменион, ломая печать

письма, спросил, что делает царь. Тот ответил, что он узнает об этом

из самого письма. 26. Парменион, прочтя его, сказал: “Царь готовит

поход против арахосиев. Деятельный человек, он никогда не знает

отдыха. Однако, достигнув столь большой славы, он уже должен беречь

свою жизнь”. 27. Затем он стал читать другое письмо, написанное от

имени Филота, и на его лице отразилась радость. Тут Клеандр [145]

вонзил ему в бок меч, а затем перерезал горло; остальные также

пронзили его, уже мертвого.

28. Оруженосцы, стоявшие у входа в рощу, узнав об убийстве, причина

которого им была непонятна, бросаются в лагерь и тревожной вестью

поднимают воинов. 29. Те, вооружившись, сходятся к роще, в которой

было совершено убийство, и заявляют, что если Полидамант и остальные

участники преступления не будут выданы, то они сломают стену,

окружающую рощу, и прольют кровь за кровь своего военачальника. 30.

Клеандр велит впустить их главарей и читает им письмо царя к воинам

о кознях Пармениона и с приказом отомстить. 31. Объявление воли царя

пресекло если не гнев, то во всяком случае мятеж. Большинство воинов

разошлись; остались немногие, просившие разрешения хотя бы

похоронить тело своего военачальника. 32. Клеандр долго отказывал им

в этом, боясь оскорбить царя. Затем, когда их просьбы стали более

настойчивыми, он разрешил похоронить обезглавленное тело, считая

необходимым устранить причину их недовольства. Голова Пармениона

была послана Александру.

33. Таков был конец Пармениона, славного как на войне, так и в

мирное время. У него было много удач без царя, царю же без него не

довелось совершить ни одного великого дела. Он умел угождать царю,

требовавшему всеобщего подчинения своему счастью. 70 лет от роду он

с юношеской энергией исполнял обязанности военачальника и часто даже

рядового воина; быстрый в решениях, смелый в их исполнении, он был,

любим военачальниками и еще более воинами. 34. Нельзя установить,

действительно ли эти качества побуждали его к захвату царской власти

или только навлекли на него подозрение: даже когда факты были еще

свежи и общеизвестны, оставалось сомнение, сказал ли сломленный

ужасной пыткой Филот правду, которую невозможно было доказать, или

ложью стремился прервать свои мучения. 35. Александр, считая

необходимым отделить от остального войска тех, кто открыто, как он

узнал, оплакивал Пармениона, образовал из них особый отряд и во,

главе его поставил Леонида, некогда связанного с Парменионом;

близкой дружбой. 36. Это были люди, ненавистные царю. Чтобы узнать

действительное настроение воинов, он посоветовал тем, кто будет

писать своим в Македонию, передавать их царским гонцам для надежной

доставки. Каждый воин откровенно писал своим близким, что

чувствовал: некоторым военная служба была тяжела, большинству же не

была в тягость. Так были перехвачены письма как славивших царя, так

и; жаловавшихся на него. 37. Тем, кто случайно писал в письме о

тяжести службы, царь велит в знак позора поставить лагерь отдельно

от остальных, чтобы испытать их силу в бою и прекратить их вольные

речи перед доверчивыми людьми. Это решение, может быть,

безрассудное, поскольку бесчестье ожесточило храбрейших юношей, было

обращено, как и все другое, счастьем царя в его пользу. 38. Никто

[146] так не рвался в бой, как эти воины. Их мужество разгоралось от

желания загладить свой позор и оттого, что их подвиги де могли

остаться незамеченными среди небольшой группы людей.

ГЛАВА 3

1. Уладив эти дела и поставив сатрапа над ариями, Александр велит

объявить поход в страну аримаспов, получивших новое название

“эвергетов” с того времени, когда они дали приют и продовольствие

войску Кира, страдавшему от холода и голода. 2. В эту область

Александр прибыл на пятый день. Он узнал, что Сатибарзан, перешедший

на сторону Бесса, с отрядом конницы снова вторгся в землю ариев.

Туда за Караном и Эригием с Артабазом и Андроником и с 6 тысячами

греческих пехотинцев последовали 600 всадников. 3. Сам же царь за 69

дней упорядочил дела в племени “эвергетов”, дав им большую сумму

денег в награду за их верность Киру. 4. Поставив затем во главе их

Амедина, бывшего секретаря Дария, он покорил арахосиев, страна

которых простирается до Понтийского моря. Там он соединился с

войском, бывшим под начальством Пармениона. Это были 6 тысяч

македонцев, 200 представителей знати и 5 тысяч, греков с 600

всадниками, несомненно, цвет всех военных сил царя. 5. Над

арахосиями наместником был поставлен Менон. Для защиты было

оставлено 4 тысячи пехотинцев и 600 всадников.

6. Сам же царь с войском вступил в землю племени, малоизвестного

даже соседям, ибо оно ни с кем не хотело иметь торговлю. Это были

парапамисады, дикое и наименее цивилизованное племя среди варваров.

7. Суровый климат сделал грубым и характер этих людей. Их страна,

большей своей частью лежит в холодной северной зоне; с запада она

граничит с бактрийцами; на юге обращена в сторону Индийского моря,

8. Основание хижин парапамисады делают из кирпича, и так как в их

стране нет леса даже на горном хребте, совсем голом, они строят из

того же кирпича дома до самого верха. 9. Постройки более широкие

внизу постепенно сужаются, своим верхом очень напоминая киль

корабля. Наверху оставляется отверстие, через которое проникает

свет. 10. Виноградную лозу и деревья, приспособленные к столь

суровому климату, они на всю зиму засыпают наполовину землей, затем,

когда земля выступит из-под тающего снега, их снова открывают для

доступа воздуха в солнца. 11. Снега, покрывающие там землю, так

глубоки и так скованы почти непрерывными морозами, что не остается

даже следов птиц или каких-либо животных. С неба нисходит на землю

скорее черная, подобная ночи, мгла, чем свет, так что едва можно

различить близкие предметы.

12. Войско, заведенное в эту пустынную местность без следов

человеческой культуры, претерпело все, что только можно претерпеть:

голод, холод, утомление, отчаяние. 13. Многие погибли [147] от

непривычно холодного снега, многие отморозили ноги, у большинства же

людей пострадали глаза. Утомленные походом воины в изнеможении

ложились прямо на снег, но мороз сковывал их неподвижные тела с

такой силой, что они совершенно не могли сами подняться. 14.

Оцепенение с них сгоняли. товарищи, и ничем другим, как принуждали

двигаться. Тогда возвращалось к ним жизненное тепло, и их члены

получали силу. 15. Кому удавалось войти в хижины варваров, те быстро

приходили в себя. Однако мгла была столь густа, что жилье

обнаруживали только по дыму. 16. Местные жители, никогда ранее не

видавшие чужеземцев, при виде вооруженных людей леденели от страха и

предлагали им все, что было в их хижинах, умоляя о пощаде. 17. Царь

пешком обходил войско, поднимая лежавших на земле и поддерживая тех,

кому трудно было идти. Он появлялся, не щадя сил, то в первых рядах,

то в центре, то в арьергарде. 18. Наконец, прибыли в места менее

дикие, и войско оправилось, получив в изобилии продовольствие; в

устроенный тут лагерь пришли и воины, отставшие в пути.

19. Оттуда войско отправилось к Кавказским горам, которые

непрерывной цепью пересекают Азию. С одной стороны они подходят к

морю у Киликии, с другой — к Каспийскому морю, реке Араксу и другим

пустынным местам Скифии. 20. К Кавказу примыкают менее высокие горы

Тавр; начавшись в Каппадокии, они проходят мимо Киликии и

соединяются с горами Армении. 21. Так, сплетаясь между собой, эти

хребты образуют непрерывную цепь; отсюда берут начало почти все реки

Азии, впадающие как в Красное море, так и в Каспийское, в Гирканское

и в Понт. 22. Войско перевалило через Кавказ за 17 дней. Там есть

скала, имеющая в окружности 10 стадиев и в вышину более четырех, к

которой, согласно древним преданиям, был прикован Прометей. 23. У

подножия горы было выбрано место для основания города. 7 тысяч

старейших македонцев и, кроме того, воины, уже негодные для военной

службы, получили разрешение поселиться в новом городе. Жители

назвали его также Александрией.

ГЛАВА 4

1. Между тем Бесс, устрашенный быстротой Александра, совершив

жертвоприношение родным богам, сообразно обычаю тех племен, на пиру

совещался с друзьями и военачальниками о войне. 2. Отяжелев от вина,

они стали превозносить свои силы и смеяться над безрассудством и

малочисленностью врагов. 3. Особенно Бесс, дерзкий в своих речах и

гордый царской властью, приобретенной преступно, едва владея собой,

говорил, что враги обязаны своей славой тупости Дария., 4. Ведь он

сразился с ними в теснейшем ущелье Киликии, отступая же, он мог

завести их при их беспечности в места непроходимые со многими реками

и горными ущельями, среди которых попавший в засаду враг не мог бы

не только сопротивляться, но даже [148] бежать. 5. Он сам решил

удалиться к согдийцам и укрыться от врагов за рекой Оке, как за

стеной, до тех пор, пока не прибудут из соседних племен сильные

подкрепления. 6. Придут же к нему хорасмии и дахи, саки и инды, а

также обитающие за рекой Танаис скифы, среди которых есть столь

высокого роста, что их плечи приходятся на уровне макушек

македонцев. 7. Опьянев, все кричат, что это единственное разумное

решение, и Бесс велит обильнее обносить всех вином, собираясь

завершить победу над Александром за пиршественным столом. 8.

Присутствовал на том пиру мидиец Кобар, известный более

приверженностью к искусству магии (если только это искусство, а не

обман пустых людей), чем знанием ее, впрочем, человек скромный и

честный. 9. Он стал говорить, что рабу, как он знает, полезнее

повиноваться приказанию, чем давать советы, так как повинующихся

ожидает то же самое, что и остальных, а кто подает совет, подвергает

себя особой опасности… Бесс передал ему кубок, который держал в

своей руке. 10. Кобар, взяв его, продолжал: “Природу человека можно

назвать превратной еще и потому, что каждый хуже видит свои дела,

чем чужие. 11. Сомнительными бывают решения, внушенные людьми самим

себе, одним мешает страх, другим страсти, третьим естественная

преданность собственным идеям. Никто сам себя не презирает. Ты сам

испытал, что каждый считает единственно хорошим то, что он придумал.

12. На твоей голове тяжелое бремя — царский венец. Его следует

носить разумно или, чего я страшусь, он раздавит тебя. Тут

необходима рассудительность, а не стремительность”. 13. Затем он

привел распространенные у бактрийцев пословицы: трусливая собака

сильнее лает, чем кусает, самые глубокие реки текут бесшумно. Все

это я упомянул, чтобы показать, какова могла быть мудрость у

варваров. 14. Этими словами Кобар привлек к себе внимание

присутствовавших. Затем он изложил свой совет, более полезный для

Бесса, чем приятный. “У порога твоего дворца, — сказал он, —

находится царь, отличающийся стремительностью. Он быстрее снимется с

лагеря, чем ты сдвинешь этот стол. 15. А ты будешь. призывать войско

с берегов Танаиса и отгораживаться от оружия реками. Будто враг не

может следовать за тобой повсюду, куда ты сам побежишь. Путь общий

для обоих, но надежнее для победителя! Ты думаешь, что страх делает

проворным; но еще больше быстроты придает надежда. 16. Почему бы

тебе не прибегнуть к милости более сильного врага и не отдаться под

его власть? Что бы ни случилось, сдавшийся уготовит себе лучшую

судьбу, чем враг. 17. Ты завладел чужим царством, тем легче можешь

от него отказаться. Ты, может быть, станешь законным царем, если

этого пожелает тот, кто в силах дать тебе царскую власть и отнять

ее. 18. Вот тебе верный совет, который излишне развивать дальше. Для

хорошей лошади достаточно тени от прута, для ленивого мало и шпор”.

19. Жестокий от природы Бесс под действием вина пришел [149] в такую

ярость, что друзья с трудом удержали его руку, схватившую акинак,

чтобы поразить Кобара. Совсем не владея собой, Бесс бросился из

пиршественной залы, Кобар же в суматохе ускользнул и перебежал на

сторону Александра. 20. У Бесса было 8 тысяч вооруженных бактрийцев;

пока они думали, что из-за их жаркого климата македонцы скорее

направятся в Индию, они покорно подчинялись ему; узнав же о

приближении Александра, они покинули Бесса и разбежались по своим

селам. 21. Тот, переправившись через реку Окс с кучкой друзей,

оставшихся ему верными, сжег свои лодки, чтобы их не использовали

враги, и стал собирать новые войска в Согдиане. 22. Тем временем

Александр, как было сказано выше, уже перешел через Кавказ, на

нехватка хлеба чуть не вызвала голод в его войске. 23. Воины

натирали свои тела вместо масла соком, выжатым из сезама. Но амфора

такого сока стоила 240 денариев, столько же меда — 390 денариев,

вина — 300 денариев: пшеницы не находили совсем или очень мало. 24.

Варвары называют сирами зернохранилища, которые они так маскируют,

что их могут найти лишь те, кто их рыл; в них они прятали свое

зерно. Из-за недостатка хлеба воины питались речной рыбой и травами,

25. Потом стало не хватать и этой пищи, и был отдан приказ — резать

вьючных животных, которые несли поклажу; их мясом и поддерживали

свою жизнь до прибытия к бактрийцам.

26. Природа Бактрии богата и разнообразна. В некоторых местах

многочисленные деревья и виноградная лоза дают в изобилии сочные

плоды; тучную почву орошают многочисленные источники; где почва

мягкая, там сеют хлеб, остальную землю оставляют под пастбища. 27.

Большую часть этой страны занимают бесплодные пески; в заброшенной

из-за засухи области нет ни людей, ни плодов. Дующие с Понта ветры

наметают песок, лежащий на равнинах; тогда он похож издали на

большие холмы; на нем пропадают все прежние следы дорог. 28. Поэтому

тот, кто едет по этим равнинам, наблюдает ночью, подобно морякам, за

звездами, по движению которых и находит свой путь; и в ночной тьме

света бывает едва ли не больше, чем днем. 29. Итак, днем эта область

непроходима, так как нет следов, по которым можно идти, и сияние

звезд скрыто во мгле. Если же дующий со стороны моря ветер захватит

кого-либо в пути, он всех засыпает песком. 30. Однако там, где земля

более плодородная, очень много людей и лошадей. Поэтому Бактрия

поставляет 30 тысяч всадников. 31. Столица этой области, Бактры,

расположена у подножия Парапамиса. У ее стен течет река Бактр. Она

дала имя городу и области.

32. Здесь к царю, устроившему стоянку, приходит из Греции известие

об отпадении лаконцев и Пелопоннеса. Отпавшие еще не были усмирены,

когда отправлялись вестники, чтобы сообщить о начале восстания.

Сообщается также и о другой близкой опасности: на помощь Бессу

подходят скифы, живущие за [150] рекой Танаис. В то же время ему

доносят о действиях Карана и Эригия в стране ариев. 33. Между

македонцами и ариями произошло сражение. Во главе варваров стоял

перебежчик Сатибарзан; заметив, что при равных силах противников

битва развивается вяло, он подскакал к первым рядам и, сняв шлем и

остановив стрелявших из луков, стал вызывать кого-нибудь на поединок

с ним, заявляя, что будет сражаться с открытой головой. 34.

Высокомерие варвара не мог снести военачальник Эригий, человек уже

старый, но не уступавший никакому; юноше в силе духа и тела. Сняв

шлем и обнажив седину, он сказал: “Пришел день показать, победив или

погибнув со славой, какие у Александра друзья и воины”. 35. И не

сказав больше ничего, он погнал своего коня на врага. Можно было

подумать, что обе стороны получили приказ не стрелять. Воины тотчас

же расступились, оставив свободное пространство и с напряжением

следили за исходом поединка, так как и их ожидала та же судьба, что

и их вождей. 36. Варвар первый метнул копье, удара которого Эригий

избежал, немного отклонив голову и в свою очередь пришпорив коня, с

такой яростью ударил своей пикой в горло варвару, что она вышла

через затылок. Варвар свалился с коня, однако еще сопротивлялся. 37.

Но Эригий, вырвав пику из раны, снова направил ее в лицо врага.

Сатибарзан ухватился за нее рукой и, чтобы ускорить свою смерть,

облегчил врагу удар. 38. Варвары, потеряв вождя, за которым

последовали скорее по необходимости, чем добровольно, вспомнили

тогда о великодушии Александра и .передали свое оружие Эригию. 39.

Царь радовался этому успеху; относительно же спартанцев он вовсе не

был спокоен, однако перенес известие об их отпадении мужественно,

сказав, что они лишь тогда осмелились открыть свои замыслы, когда

узнали, что он достиг границ Индии. 40. Александр уже двинул свое

войско для преследования Бесса, когда повстречался Эригий, везший в

качестве славного трофея голову варвара.

ГЛАВА 5

1. Передав область бактрийцев Артабазу, Александр оставил там вместе

с гарнизоном поклажу и обоз. Сам же с подвижным войском выступил в

пустыни Согдианы, продвигаясь по ночам. 2. Воды, как выше было

сказано, не хватало, и жажда возникала скорее от отчаяния, чем от

потребности пить. На протяжении 400 стадиев нет ни малейшего

признака влаги. 3. Жар летнего солнца раскаляет пески: когда они

начинают пылать, словно непрерывный пожар опаляет все пространство.

4. Затем мгла, возникшая от- чрезмерного накала; земли, закрывает

свет, и равнины становятся похожими на обширное и глубокое море. 5.

Ночной поход казался не очень трудным, тай как облегчение приносили

роса и утренний холод. Впрочем, жара начинается с восходом солнца, и

сухость поглощает всю [151] влагу в природе; во рту и внутри тела

начинает гореть. 6. Итак, сначала стал падать дух воинов, затем их

силы. Было трудно и стоять на месте, и; идти вперед. 7. Лишь

немногие по совету местных опытных людей запаслись водой. Этим они

на недолгое время ослабляли жажду; но потом от сильной жары она

снова возникла. Воины выпивали до последней капли все вино и масло,

и это вызывало у них такое наслаждение, что они переставали бояться

возвращения жажды. 8. Обычно, отяжелев от чрезмерно выпитой

жидкости, они не могли больше ни нести оружие, ни идти, и не имевшие

воды казались тогда счастливее, ибо у их товарищей начиналась рвота

и жадно выпитая влага выбрасывалась наружу. 9. В то время как царь

был озабочен столькими бедствиями, окружавшие его друзья умоляли,

чтобы он подумал о себе, ибо только его мужество может поддержать

обессилевшее войско. 10. Тут двое из воинов, посланных вперед

выбрать место для лагеря, вернулись, неся в кожаных мехах воду. Они

несли ее сыновьям, находившимся, как они знали, в этой части войска

и жестоко страдавшим от жажды. 11. Когда они повстречались с царем,

один из них, открыв мех, наполнил водой сосуд, который у него был, ц

протянул его царю. Тот, взяв его, спросил, кому они несут воду, и,

узнав, что своим сыновьям, 12. вернул им полный кубок, к которому не

притронулся, и сказал: “Я не в силах выпить все один и не могу

разделить между всеми такую малость. Бегите и отдайте вашим детям

то, что вы для них принесли”.

13. Наконец к вечеру он достигает реки Окса. Но большая часть войска

не могла за ним поспеть, тогда он приказывает разжечь на высокой

горе костры, чтобы отставшие знали, что они близко от лагеря. 14. Он

приказал также воинам из авангарда быстро подкрепиться пищей и

питьем и одним наполнить водой мехи, другим — прочие сосуды, в каких

только можно было ее нести, и оказать помощь своим товарищам. 15. Но

пившие воду жадно и неумеренно задыхались и умирали, и число таких

намного превосходило потери Александра в любом сражении. 16. А сам

царь, еще в панцире и не подкрепившись едой и питьем, стал там, где

проходило войско, и только тогда удалился на отдых, когда

проследовал последний отряд. Всю эту ночь он провел без сна в

большом душевном волнении. 17. И следующий день не был для него

легче: у него не было лодок, и мост нельзя было возвести, ибо берега

реки были голы и совсем лишены леса. Итак, он принял решение

единственно правильное, подсказанное обстоятельствами. 18. Он раздал

воинам все имевшиеся у него мехи, набитые соломой; те, лежа на них,

переплывали через реку; переплывшие первыми несли охранную службу,

пока не переправились остальные. Так он переправил все войско на

противоположный берег только на шестой день.

19. Он уже решил дальше преследовать Бесса, когда узнал о событиях в

Согдиане. Спитамен среди всех друзей Бесса пользовался особым его

расположением. Но вероломство нельзя [152] одолеть никакими

благодеяниями. 20. Однако в Спитамене оно было менее преступно, так

как против Бесса, убийцы своего царя, все средства были хороши.

Месть за Дария выставлялась в. качестве особого предлога для

заговора, однако Спитамен ненавидел Бесса не за преступление, а за

его удачу. 21. Узнав о-переходе Александра через реку Окс, он вовлек

в заговор Датаферна и Катена, пользовавшихся особым доверием у

Бесса. Те являются даже быстрее, чем их просили; взяв с собой восемь

храбрейших юношей, они применяют такую хитрость. 22. Спитамен идет к

Бессу и, удалив свидетелей, заявляет ему, что узнал о кознях

Датаферна и Катена, задумавших выдать его Александру живым, но что

он их схватил и держит в оковах. 23. Бесс, считая себя обязанным за

такую услугу, благодарит Спитамена и, горя желанием казнить

виновных, велит их привести. 24. Тех, давших связать себе руки,

приводят другие участники заговора; Бесс, бросив на них свирепый

взгляд, поднялся, готовый сам с ними расправиться. Но заговорщики,

оставив притворство, окружают его и, несмотря на его сопротивление,

связывают, сорвав с него царскую корону и разорвав одежду, снятую им

с убитого Дария. 25. Бесс, признав, что боги мстят ему за его

преступление, сказал, что они не столько были враждебны Дарию, за

которого теперь так мстят, сколько благоволят Александру, победе

которого всегда помогали даже враги. 26. Неизвестно, стала бы толпа

отстаивать Бесса, но люди, его связавшие, солгав, что они действуют

по приказу Александра, устрашили еще колебавшихся. Посадив Бесса на

коня, они повезли его, чтобы выдать Александру.

27. Между тем Александр, отобрав около 900 воинов, служба которых

кончалась, дал им по 2 таланта на всадника и по 3 тысячи денариев на

пехотинца и отпустил домой, посоветовав им народить детей. Остальным

была вынесена благодарность за обещание служить до конца войны. [Тут

привели Бесса]. 28. Затем достигли небольшого города, населенного;

Бранхидами. Некогда по приказанию Ксеркса, возвращавшегося из

Греции, они переселились из Милета на это место в качестве

изгнанников, ибо в угоду этому царю осквернили храм, называемый

Дидимеон. 29. Они еще не забыли обычаев предков, но говорили на двух

языках, постепенно отвыкая от родного. Они приняли царя с радостью и

сдались ему всем городом. Но тот велит созвать милетцев, служивших

под его знаменами. 30. Милетцы питали издавна ненависть к роду

Бранхидов за измену. Поэтому царь предоставил милетцам решить их

судьбу, учитывая как их вину, так и общее с ними происхождение.

31. Так как мнения милетцев разделились, Александр заявил, что сам

подумает, как лучше, поступить. Когда они пришли к нему на следующий

день, он велит Бранхидам следовать за ним. Подойдя к городу, он

вступает в ворота в сопровождении легковооруженного отряда. 32.

Фаланга получает приказ — окружить городские стены и по сигналу

разграбить город, [153] убежище изменников, а их самих перебить до

единого. 33. И вот повсюду избиваются безоружные, и не могут

смягчить жестокость врагов ни мольбы, ни священные покрывала

взывающих к ним на общем с ними языке. Наконец, чтобы от города не

осталось следа, стены его разрушаются до самого основания. 34. Не

только вырубают, но даже выкорчевывают деревья в священных рощах и

лесах, чтобы на этом месте была обширная пустыня с бесплодной

землей, лишенной даже корней деревьев. 35. Если бы все эти меры были

приняты против самих изменников, то они показались бы справедливой

местью, а не жестокостью, теперь же вину предков искупили потомки,

которые даже не видели Милета, а потому и не могли предать его

Ксерксу.

36. Отсюда царь направился к реке Танаис. Туда же был приведен Бесс,

не только связанный, но и лишенный всякой одежды, Спитамен держал

его за цепь, привязанную к шее; зрелище угодное как варварам, так и

македонцам. 37. Спитамен сказал: “Отомстив сразу за тебя и за Дария,

моих царей, я привел убийцу своего господина, схватив его по им же

данному примеру. Открыл бы Дарий глаза, чтобы полюбоваться этим

зрелищем. Встал бы он из мертвых! Ибо он не заслужил такой казни и

достоин отмщения”. 38. Александр, похвалив Спитамена, обратился к

Бессу: “Какой зверь обуял своим бешенством твою душу, когда ты столь

дерзко связал, а затем убил своего царя и благодетеля? Этим

злодейством ты приобрел только ложный царский титул”. 39. Тогда тот,

не осмеливаясь оправдывать свое преступление, заявил, что царский

титул он захватил, чтобы передать свой народ Александру, что если бы

не он, то царскую власть захватил бы другой. 40. Тогда Александр

велел приблизиться Оксатру, брату Дария, который был в числе его

телохранителей, и передал ему Бесса, чтобы варвары, распяв его на

кресте и отрубив уши и нос, пронзили его стрелами, а потом сохранили

труп, не позволяя садиться на него даже птицам. 41. Оксатр обещал

взять на себя эту заботу, прибавив, что птиц может отгонять только

один Катен. Говоря это, он стремился показать всем чудное его

искусство (действительно, Катен настолько точно попадал в цель, что

даже птиц убивал на лету). 42. И хотя это искусство не должно было

казаться удивительным при всеобщем распространении стрельбы из лука,

однако в глазах зрителей оно было чудом и обеспечило Катену большой

почет. 43. Затем были розданы награды приведшим Бесса. Впрочем,

Александр отсрочил его казнь, чтобы совершить ее на том месте, где

Бесс убил Дария.

ГЛАВА 6

1. Между тем на македонцев, выступивших без строя для сбора фуража,

напали варвары, спустившиеся с соседних гор, больше людей, захватили

в плен, чем убили; 2. Погнав впереди себя пленных, варвары снова

ушли в горы. Этих разбойников [154] насчитывалось 20 тысяч человек.

Они были вооружены пращами и луками. 3. Ведя осаду, сам царь

сражался среди первых и был поражен в голень стрелой, наконечник

которой засел в ране. 4. Глубоко опечаленные этим, македонцы отнесли

его в лагерь; не скрылось и от варваров, что его вынесли из

сражения, ибо они все видели со своей высоты. 5. Итак, на следующий

день они отправили к царю послов, которых тот сейчас же велел

привести; сняв с раны повязки и скрыв ее серьезность, он показал

варварам свою голень. 6. Те, получив приглашение сесть, заявили, что

они, узнав о его ранении, были опечалены не меньше македонцев и если

бы нашли виновника, выдали бы его; ведь только святотатцы сражаются

против богов. 7. Пораженные его доблестью, они сдаются со своим

племенем на его милость. Царь, обещав им безопасность и получив от

них пленников, привел племя к покорности. 8. Когда войско двинулось

затем в путь, Александра положили на военные носилки; и пехотинцы и

всадники добивались права их нести. Всадники, среди которых царь

обычно сражался, считали это своим преимуществом, пехотинцы же,

привыкшие переносить раненых товарищей, жаловались, что им не дают

исполнить привычный долг, когда надо нести царя. 9. Царь, полагая,

что ему трудно разрешить этот бурный спор, и опасаясь кого-нибудь

обидеть, велел нести его попеременно тем и другим.

10. Оттуда на четвертый день дошли до города Мараканды. Стены его

имеют в длину 70 стадиев; крепость окружена второй стеной. Оставив в

городе гарнизон, Александр опустошает и сжигает ближние села. 11.

Затем прибыли послы скифов-амбиев, сохранявших свободу со времени

смерти Кира, теперь же желавших подчиниться Александру. Их

признавали самым справедливым племенем варваров; они брались за

оружие, только когда их задевали; пользуясь умеренной и справедливой

свободой, они уравняли между собой простых людей и старейшин. 12.

Царь беседовал с ними милостиво и послал к европейским скифам одного

из друзей, по имени Пенда, передать им, чтобы они не переходили без

его разрешения границу своей области — реку Танаис. Ему же было

поручено ознакомиться с характером страны и посетить скифов, живущих

на берегах Боспора. 13. Царь уже выбрал на берегу Танаиса место для

основания города-крепости для удержания как уже покоренной

территории, так и той, куда он намеревался проникнуть. Но выполнение

этого замысла отсрочилось из-за известия об отпадение согдийцев,

увлекших за собой и бактрийцев. 14. Подняли восстание 7 тысяч

всадников, за которыми последовали остальные. Александр велел

призвать Спитамена и Катена, выдавших ему Бесса, не сомневаясь, что

они смогут привести к покорности восставших. 15. А те, будучи

зачинщиками восстания, усмирить которое их вызвали, уже прежде

распространили слух, что царь призывает к себе бактрийских

всадников, чтобы всех их перебить, но что они не нашли в себе сил

выполнить это данное им [155] поручение, боясь совершить неискупимое

преступление в отношении своих соотечественников; свирепость

Александра они так же не могут переносить, как и злодейство Бесса.

Итак, они без труда побудили взяться за оружие людей, которые, боясь

расправы, сами к этому стремились.

16. Александр, узнав об измене перебежчиков, велит Кратеру осадить

Кирополь; сам же, осадив, захватывает другой город этой же области;

по его знаку былц перебиты все взрослые, прочие стали добычей

победителей; город был разрушен в назидание остальным племенам. 17.

Сильное племя мемакенов решило выдержать осаду, считая это не только

более почетным, но и более безопасным. Чтобы поколебать их упорство,

царь послал 50 всадников указать им на его снисходительность к

сдавшимся и неумолимую строгость к побежденным. 18. Те отвечают, что

не сомневаются как в обещаниях царя, так и в его могуществе и

предлагают всадникам расположиться вне городских укреплений; затем

они щедро их угостили, но глубокой ночью напали на них, крепко

спавших после обильной пищи, и перебили. 19. Александр в

справедливом негодовании окружил валом их город, так крепко

защищенный, что с первого приступа взять его было невозможно.

Поэтому Александр привлек к осаде Мелеагра и Пердикку, осаждавших,

как было сказано, Кирополь. 20. Сначала царь решил пощадить этот

город, основанный Киром. Ведь из всех царей этих племен его больше

всего изумляли Кир и Семирамида, прославившиеся, как он считал,

величием души и славными деяниями. 21. Однако упорство горожан

разгневало его. Поэтому он велел, взяв город, разграбить его и

уничтожить. Справедливо гневаясь на мемакенов, он прибег к помощи

Мелеагра и Пердикки. 22. Никакой другой город не выдерживал осады с

большим упорством, к тому же под его стенами пали храбрейшие воины и

сам царь оказался на краю гибели: один камень с такой силой поразил

его в шею, что его глаза застлал туман и он упал, лишившись чувств;

войско, конечно, стало его оплакивать, думая, что он погиб. 23. Но

будучи непобедимым в том, что устрашает остальных, он, не залечив

раны, повел осаду с еще большим ожесточением, так как свойственный

ему пыл разгорался от гнева. Разрушенные подкопом стены образовали

широкий проход, через который он ворвался в город; овладев им, он

велел его разрушить.

24. Отсюда царь послал Менедема с 3 тысячами пехотинцев и 800

всадниками к городу Мараканде. Перебежчик Спитамен, изгнав

македонский гарнизон, заперся в стенах этого города, хотя его жители

не одобряли восстания. Однако могло показаться, что они и сами

примкнули к измене, так как не могли ей помешать. 25. Между тем

Александр вернулся к берегам реки Танаис в обвел стенами все

пространство, занятое лагерем. Стены имели в длину 60 стадиев, этот

город он также велел назвать Александрией. 26. Постройка города была

выполнена с такой быстротой, что на семнадцатый день после

возведения [156] укреплений были отстроены городские дома. Воины

упорно соревновались друг с другом, кто первый кончит работу, ибо

каждый имел свою. 27. В новом городе поселили пленников, которых

Александр выкупил у их господ; их потомки, столь долгое время

сохраняя память об Александре, не забыли о нем еще и теперь.

ГЛАВА 7

1. Царь скифов, держава которого простиралась тогда по ту сторону

Танаиса, считал, что город, основанный македонцами на берегу реки,

для него ярмо на шее. Поэтому он послал брата по имени Картасис с

большим отрядом всадников разрушить этот город и далеко отогнать

македонское войско от реки. 2. Танаис отделяет бактрийцев от скифов,

называемых европейскими. Кроме того, он является рубежом Азии и

Европы. 3. Племя скифов, находясь недалеко от Фракии,

распространяется на восток и на север, но не граничит с сарматами,

как некоторые полагали, а составляет их часть. 4. Они занимают еще и

другую область, прямо лежащую за Истром, и в то же время граничат с

Бактрией, с крайними пределами Азии. Они населяют земли, находящиеся

на севере; далее начинаются дремучие леса и обширные безлюдные края;

те же, что располагаются вдоль Танаиса и Бактра, носят на себе следы

одинаковой культуры. 5. Александр сам собирался воевать с этим

племенем, даже не подготовившись к войне, теперь же на его глазах

разъезжали вражеские всадники, а он еще не оправился от раны;

особенно у него ослаб голос от воздержания в пище и от боли в

затылке. Итак, он велит созвать друзей на совет. 6. Его пугал не

враг, а неблагоприятная обстановка. Бактрийцы отпали, скифы стали

его беспокоить, сам он не мог ни стоять на ногах, ни сидеть на коне,

ни командовать, ни воодушевлять воинов. 7. Испытывая двойную

опасность, ропща даже на богов, он жаловался, что лежит прикованным

к постели, когда прежде никто не мог уйти от его стремительности;

воины его с трудом верят, что он не притворяется.

8. Перестав после победы над Дарием советоваться с кудесниками и

прорицателями, он снова предался суевериям, пустым выдумкам

человеческого ума; он велит Аристандру, которому он доверился,

принести жертвы, чтобы узнать об исходе дел. У гадателей был обычай

осматривать внутренности животных в отсутствие царя, а затем

докладывать о предсказаниях. 9. Пока по органам животных пытались

узнать о будущем, Александр просит друзей сесть поближе, чтобы от

напряжения голоса у него не вскрылась едва зажившая рана. В его

палатку были допущены вместе со стражей Гефестион, Кратер и Эригий.

10. “Я встретился, — сказал Александр, — с опасностью в условиях

более выгодных для врагов, чем для меня. Но беда опережает советы

рассудка, особенно на войне, для которой редко удается выбирать

время. 11. Отпали поверженные к [157] нашим ногам бактрийцы и с

помощью чужих сил испытывают наше мужество. 12. Совершенно

несомненно, что если мы оставим безнаказанными; дерзких скифов, мы

вернемся к отпавшим от нас, покрытые позором. Если же мы перейдем

Танаис и покажем кровавым избиением скифов, что мы повсюду

непобедимы, кто будет медлить с выражением покорности победителям

даже Европы? 13. Ошибается тот, кто измеряет пределы нашей славы

пространством, которое мы еще пройдем. Между нами только одна река;

перейдя ее, мы двинемся с оружием в Европу. 14. А разве малую цену

имеет для нас то, что мы, покоряя Азию, воздвигнем трофеи как бы в

другом мире, соединим сразу в результате одной победы страны,

которые природа, казалось, разбросала на столь большом пространстве?

15. Клянусь, что если мы хоть на малость задержимся, то скифы

обойдут нас с тылу. Разве мы одни умеем переплывать реки? 16. Против

нас же самих обратится многое, что давало нам до сих пор победу.

Судьба учит военному искусству также и побежденных. Мы показали

недавно пример в переправе через реку на мехах; и если скифы сами не

сумеют перенять это у нас, их научат бактрийцы. 17. До сих пор

пришел только один отряд этого племени, других полчищ еще ждут.

Таким путем, избегая войны, мы вызовем ее, и вместо того чтобы

напасть, будем вынуждены обороняться. 18. Мотивы моего решения ясны.

Но боюсь, что македонцы не позволят мне воспользоваться им: ведь со

времени ранения я еще не сидел на коне и не стоял на ногах. 19. Но

если вы, друзья, последуете за мной, то я здоров. Во мне достаточно

сил, чтобы вынести эти трудности: а если уж близок мой конец, то в

каком деле мог бы я найти более славную смерть?” 20. Он произнес эти

слова слабым, потухающим голосом; даже те, кто стояли к нему очень

близко, с трудом могли его слышать; все присутствовавшие пытались

удержать царя от принятия этого поспешного решения. 21. Особенно

Эригий, не умевший, по-видимому, сломить упорство Александра своим

авторитетом, попытался внушить ему суеверие, с которым царь был не в

силах бороться. Эригий сказал царю, что сами боги не одобряют его

намерения и что ему угрожает большая опасность в [l58] случае

переправы через реки. 22. Действительно, Эригий перед входом в

палатку царя повстречал Аристандра, сказавшего, что предзнаменования

неблагоприятны; теперь он и сообщил то, что узнал от прорицателя.

23. Александр, удержав его, велит позвать Аристандра; он был

одновременно разгневан и смущен, так как открылось скрываемое им

суеверие. 24. Когда тот вошел, Александр, глядя на него, сказал: “Я

сейчас для тебя не царь, а частное лицо. Я поручил тебе принести

жертву; почему же ты открываешь ее предсказания не мне, а другому?

Из-за твоего предательства Эригий узнал мои сокровенные мысли. Я

убежден, что он истолковал состояние внутренностей под влиянием

своего страха. Тебе же я заявляю спокойнее, чем следует: 25. скажи

мне лично, что ты узнал по внутренностям, чтобы затем ты не мог

отрицать своих слов”. 26. Тот стоял смертельно бледный и словно

пораженный громом, от страха он лишился дара речи; наконец, под

воздействием того же страха, боясь заставить царя слишком долго

ждать, он сказал: 27. “Я предсказал, что тебе предстоят большие

трудности, а не неудача; и меня смущает не столько моя наука,

сколько благорасположение к тебе. Я вижу слабость твоего здоровья и

знаю, что весь успех зависит от тебя одного. Я опасаюсь, что у тебя

не хватит сил справиться с указанным судьбой”. 28. Царь отпустил

Аристандра, обязав верить в его счастье; боги, мол, обещают ему

славу еще в других делах. 29. И когда он стал совещаться с теми же

лицами о средствах переправы через реку, Аристандр вернулся и

заявил, что он никогда не видел прежде столь благоприятных

внутренностей и что они сильно отличаются от предыдущих; тогда были

основания для беспокойства, теперь же жертвоприношение оказалось

весьма благоприятным.

30. Однако новости, после этого доставленные царю, омрачили блеск

его непрерывных успехов. 31. Менедема, как выше было сказано, он

послал осаждать Спитамена, виновника отпадения бактрийцев. Тот узнал

о приближении врага и, чтобы не оказаться запертым в городе,

спрятался в засаде, рассчитывая перехватить неприятеля по дороге, по

которой он, по его сведениям, должен был пройти. 32. Дорога была

лесистая, удобная для засады; на ней он спрятал дахов. Они сажают на

коней по два вооруженных всадника, которые поочередно внезапно

соскакивают на землю и мешают неприятелю в конном бою. 33.

Проворство воинов соответствует быстроте лошадей. Спитамен, приказав

им окружить поляну, вывел их против врага одновременно с флангов, с

фронта и с тыла. 34. Менедем оказался запертым со всех сторон, и его

отряд был даже малочисленное врагов, однако он долго сопротивлялся,

убеждая своих, что попавшим в засаду ничего другого не остается, как

искать почетной смерти, избивая врагов. 35. У него был сильный конь;

он много раз врывался на нем в ряды варваров, нанося им страшный

урон. 36. Но так как на него одного нацеливались все враги, он

обессилел от множества ран и потребовал от одно [159] го из своих

друзей, Гипсида, сесть на его коня и спастись бегством. Сказав это,

он испустил дух, и его тело свалилось с коня на землю. 37. Гипсид

действительно мог прорваться, но, потеряв друга, решил и сам

умереть. Единственной его заботой было отомстить врагу. Итак,

пришпорив коня, он ворвался в гущу врагов и, славно сразившись с

ними, погиб, пронзенный стрелами. 38. Оставшиеся в живых, увидя это,

заняли холм, возвышавшийся над полем сражения. Спитамен их осадил,

чтобы голодом принудить к сдаче. 39. Пало в этом сражении 2 тысячи

пехотинцев и 300 всадников. Это поражение Александр ловко скрыл,

пригрозив прибывшим с места сражения казнью за распространение вести

о случившемся.

ГЛАВА 8

1. Утомившись сохранять выражение лица, не соответствующее его

душевному состоянию, царь удалился в палатку, нарочно поставленную

над рекой. 2. Там без свидетелей, взвешивая различные приходившие

ему на ум решения, он всю ночь не смыкал глаз, часто поднимая полог

палатки, чтобы смотреть на вражеские костры и по ним угадать

численность врагов. 3. Уже начался рассвет, когда, надев доспехи,

царь явился перед воинами, впервые после последнего ранения. 4.

Воины столь сильно почитали царя, что одно его присутствие легко

заставило их забыть об устрашавшей опасности. 5. Они приветствуют

его со слезами радости и с отвагой в сердце требуют войны, которой

раньше противились. 6. Александр объявляет, что на плотах переправит

конницу и фалангу, а легковооруженным приказывает одновременно

переплывать на мехах. 7. Дальнейших слов не требовалось; к тому же

слабость царя не позволяла ему говорить, а воины вязали плоты так

быстро, что в три дня их было изготовлено 12 тысяч. 8. И уже они

приготовили все для переправы, когда 20 скифских послов, проехав по

своему обычаю через лагерь на лошадях, потребовали доложить царю об

их желании лично передать ему свое поручение. 9. Впустив в палатку,

их пригласили сесть, и они впились глазами в лицо царя; вероятно,

им, привыкшим судить о силе духа по росту человека, невзрачный вид

царя казался совсем не отвечавшим его славе. Скифы, в отличие от

остальных варваров, имеют разум не грубый и не чуждый культуре. 10.

Говорят, что некоторым из них доступна и мудрость, в какой мере она

может быть у племени, не расстающегося с оружием. 11. Память

сохранила даже содержание речи, с которой они обратились к царю.

Может быть, их красноречие отличается от привычного нам, которым

досталось жить в просвещенное время, но если их речь и может вызвать

презрение, наша правдивость требует, чтобы мы передали сообщенное

нам, каково бы оно ни было, без изменений. 12. Итак, как мы узнали,

один из них, самый старший, сказал: “Если бы боги захотели величину

твоего тела сделать [160] равной твоей жадности, ты не уместился бы

на всей земле; одной рукой ты касался бы востока, другой запада, и,

достигнув таких пределов, ты захотел бы узнать, где очаг

божественного света. 13. Ты желаешь даже того, чего не можешь

захватить. Из Европы устремляешься в Азию, из Азии в Европу; если

тебе удастся покорить весь людской род, то ты поведешь войну с

лесами, снегами, реками и дикими животными. 14. Что еще? Разве ты не

знаешь, что большие деревья долго растут, а выкорчевываются за один

час? Глуп тот, кто зарится яа их плоды, не измеряя их вышины.

Смотри, как бы, стараясь взобраться на вершину, ты не упал вместе с

сучьями, за которые ухватишься. 15. Даже лев однажды послужил пищей

для крошечных птиц; ржавчина поедает железо. Ничего нет столь

крепкого, чему не угрожала бы опасность даже от слабого существа.

16. Откуда у нас с тобой вражда? Никогда мы не ступали ногой на твою

землю. Разве в наших обширных лесах нам не позволено быть в

неведении, кто ты и откуда пришел? Мы не можем никому служить и не

желаем повелевать. 17. Знай, нам, скифам, даны такие дары: упряжка

быков, плуг, копье, стрела и чаша. Этим мы пользуемся в общении с

друзьями и против врагов. 18. Плоды, добытые трудом быков, мы

подносим друзьям; из чаши вместе с ними мы возливаем вино богам;

стрелой мы поражаем врагов издали, а копьем — вблизи. Так мы

победили царя Сирии, а затем царя персов и мидийцев, и благодаря

этим победам перед нами открылся путь вплоть до Египта. 19. Ты

хвалишься, что пришел сюда преследовать грабителей, а сам грабишь

все племена, до которых дошел. Лидию ты занял, Сирию захватил,

Персию удерживаешь, бактрийцы под твоей властью, индов ты домогался;

теперь протягиваешь жадные и ненасытные руки и к нашим стадам. 20.

Зачем тебе богатство? Оно вызывает только больший голод. Ты первый

испытываешь его от пресыщения; чем больше ты имеешь, тем с большей

жадностью стремишься к тому, чего у тебя нет. 21. Неужели ты не

помнишь, как долго ты задержался в Бактрии? Пока ты покорял

бактрийцев, начали войну согдийцы. Война у тебя рождается из побед.

В самом деле, хотя ты самый великий и могущественный человек, никто,

однако, не хочет терпеть чужестранного господина.

22. Перейди только Танаис, и ты узнаешь ширину наших просторов;

скифов же ты никогда не настигнешь. Наша бедность будет быстрее

твоего войска, везущего с собой добычу, награбленную у стольких

народов. В другой раз, думая, что мы далеко, ты увидишь нас в своем

лагере. 23. Одинаково стремительно мы преследуем и бежим. 24. Я

слышал, что скифские пустыни даже вошли у греков в поговорки. А мы

охотнее бродим по местам пустынным и не тронутым культурой, чем по

городам и плодоносным полям. Поэтому крепче держись за свою судьбу.

24. Она выскальзывает, и ее нельзя удержать насильно. Со временем ты

лучше поймешь пользу этого совета, чем [161] сейчас. Наложи узду на

свое счастье: легче будешь им управлять. 25. У нас говорят, что у

счастья нет ног, а только руки и крылья: протягивая руки, оно не

позволяет схватить себя также и за крылья. 26. Наконец, если ты бог,

ты сам должен оказывать смертным благодеяния, а не отнимать у них

добро, а если ты человек, то помни, что ты всегда им и останешься.

Глупо думать о том, ради чего ты можешь забыть о себе.

27. С кем ты не будешь воевать, в тех сможешь найти верных друзей.

Самая крепкая дружба бывает между равными, а равными считаются

только те, кто не угрожал друг другу силой.

28. Не воображай, что побежденные тобой — твои друзья. Между

господином и рабом не может быть дружбы; права войны сохраняются и в

мирное время. 29. Не думай, что скифы скрепляют дружбу клятвой: для

них клятва в сохранении верности. Это греки из предосторожности

подписывают договоры и призывают при этом богов; наша религия — в

соблюдении верности. Кто не почитает людей, тот обманывает богов.

30. Никому не нужен такой друг, в верности которого сомневаешься.

Впрочем, ты будешь иметь в нас стражей Азии и Европы; если бы нас не

отделял Танаис, мы соприкасались бы с Бактрией; за Танаисом мы

населяем земли вплоть до Фракии; а с Фракией, говорят, граничит

Македония. Мы соседи обеих твоих империй, подумай, кого ты хотел бы

в нас иметь, врагов или друзей”.

ГЛАВА 9

1. Так говорил варвар. Царь ответил, что он воспользуется и своим

счастьем, и их советами, последует велению судьбы, которой доверяет,

и их совету не поступать безрассудно и дерзко. 2. Отпустив послов,

он посадил войско на подготовленные плоты. На носу он помещает

воинов со щитами, велев им опуститься на колени, чтобы обезопасить

себя от стрел. 3. За ними стали приводящие в действие метательные

орудия; последних с флангов и с фронта окружили воины. Остальные,

находившиеся позади метательных орудий, прикрывали черепахой щитов

гребцов, не имевших панцирей. 4. Тот же порядок соблюдался и на

плотах с конницей. Большинство тянуло за поводья лошадей, плывущих

за кормой. А плывущих на мехах, наполненных соломой, прикрывали

находившиеся впереди плоты. 5. Сам царь вместе с отборными воинами

первый отвязал свой плот и велел направить его к противоположному

берегу. Против него скифы выставили всадников у самой воды, чтобы

помешать плотам даже пристать к берегу. 6. Кроме того, что македонцы

видели вражеское войско, расположившееся на самом берегу реки, они

испытывали еще другой страх, ибо гребцы, правившие плотами, не могли

справиться с относившим их течением, а воины, боясь быть

опрокинутыми в качке, мешали работе гребцов. 7. Несмотря на свои

усилия, македонцы не могли даже стрелять из луков, так как первой их

заботой было [162] сохранить равновесие, а не разить врага. Выручали

их метательные орудия, из которых они удачно пускали дротики в

густые ряды врагов, неосторожно стоявших против них. 8. Варвары

также забрасывали плоты тучей стрел. Едва ли остался хоть один щит,

в который не вонзилось бы несколько стрел.

9. Плоты стали уже приставать к берегу, когда вооруженные щитами

воины разом поднялись и свободным движением уверенно метнули с

плотов копья. Увидев, что испуганные лошади врагов пятятся, они,

воодушевляя друг друга, проворно спрыгнули на землю и с ожесточением

стали наступать на приведенных в замешательство врагов. 10. Затем

отряды всадников, уже сидевших на конях, прорвали ряды варваров.

Между тем и остальные, прикрытые строем сражавшихся, приготовились к

битве. 11. Царь восполнял твердостью духа недостаток сил своего еще

слабого тела. Голоса его, ободряющего воинов, не было слышно, так

как его рана на шее еще не вполне закрылась, однако все видели, как

он участвовал в сражении. 12. Итак, все были сами себе вождями:

ободряя друг друга и не заботясь о своей жизни, они стали наседать

на врага. 13. Тут варвары не смогли выдержать ни вида, ни оружия, ни

крика врагов, и все, пустив лошадей во весь опор (их войско было

конным), обратились в бегство. Хотя царь изнемогал от страданий,

которые причиняло ему его ослабевшее тело, однако он с упорством

преследовал врага на расстоянии 80 стадиев. 14. Под конец, выбившись

из сил, он приказал своим неотступно преследовать бегущих до самого

исхода дня; сам же в полном изнеможении вернулся в лагерь и

оставался в нем. 15. Его воины вышли уже за пределы странствий отца

Либера, отмеченные камнями, положенными близко друг от друга, и

высокими деревьями, обвитыми плющом. 16. Но ярость увлекла

македонцев еще дальше: они вернулись около полуночи, перебив большое

число врагов, еще больше захватив в плен и угнав 1800 лошадей.

Потери македонцев составили 60 всадников и около 100 пехотинцев

убитыми, ранеными же одну тысячу.

17. Этот поход благодаря молве о столь удачной победе привел к

усмирению значительной части Азии. Ее население верило в

непобедимость скифов; их поражение заставило признать, что никакое

племя не сможет сопротивляться оружию македонцев. В связи с этим

саки направили послов с обещанием, что их племя будет соблюдать

покорность Александру. 18. Побудила их это сделать не только

доблесть царя, но и его снисходительность к побежденным скифам: всех

пленников он отпустил без выкупа, чтобы тем самым подтвердить, что с

отважнейшими из племен он состязался в храбрости, а не в ярости. 19.

Итак, милостиво приняв сакских послов, он дал им в спутники

Эксципина, еще совсем молодого человека, которого он приблизил к

себе из-за цветущей его юности; напоминая Гефестиона телосложением,

он, конечно, уступал ему в прелести почти не мужской. 20. Александр,

велев Кратеру с большей [163] частью войска следовать за ним

короткими переходами, дошел до города Мараканды, откуда Спитамен,

узнав о его приближении, бежал в Бактры. 21. Итак, пройдя за четыре

дня большую часть пути, он достиг того места, где потерял 2 тысячи

пехотинцев и 300 всадников под начальством Менедема. Их кости он

велел предать погребению и по родному обычаю принес умершим жертву.

22. Кратер, получивший приказание следовать за ним с фалангой, уже

соединился с ним. Чтобы все отпавшие от него в равной степени

испытали на себе ужасы войны, Александр разделил свои военные силы и

приказал жечь села и убивать всех взрослых.

ГЛАВА 10

1. Согдиана представляет собой страну в большей своей части

пустынную: степи простираются в ширину почти на 80 стадиев. 2. На

огромное расстояние эта страна тянется по прямой линии, в

направлении течения бурного потока, называемого местными жителями

Политиметом. Берега заключают его в узкое русло, затем он уходит в

пещеру и пропадает под землей. 3. Направление скрытого течения

указывает шум ее вод, однако почва, под которой течет столь большая

река, совсем не испаряет влаги. 4. Из числа согдийских пленников к

царю были приведены 30 знатнейших, отличавшихся физической силой;

лишь только они узнали через переводчика, что по приказанию царя их

ведут на казнь, как стали петь веселую песню и проявлять какую-то

душевную радость пляской и весьма причудливыми телодвижениями. 5.

Царь, удивившись мужеству, с каким они встречали смерть, велел их

вернуть и спросил о причине столь чрезмерного ликования перед

казнью. 6. Те ответили, что если бы их казнил кто-нибудь другой, они

умирали бы в печали, но, направленные к своим предкам столь великим

царем, победителем всех племен, они, распевая свои родные песни и

веселясь, празднуют свою почетную смерть, предмет желаний всех

храбрецов. 7. Тогда царь спросил: “А не хотите ли вы продолжать

жизнь, если я ее вам подарю, но уже не как мои враги?” 8. Те

ответили, что никогда не были ему врагами, но стали ими, будучи

втянуты в войну. Если кто-либо захотел бы испытать их милостью, а не

несправедливостью, то они никому не дали бы превзойти себя в

преданности. 9. На вопрос, что будет залогом их верности, они

ответили: жизнь, которую они получат из рук Александра и вернут ему,

когда бы он ее ни потребовал. И они сдержали свое слово. Те из них,

кто вернулся домой, удерживали в повиновении народ; четверо,

зачисленные в телохранители царя, не уступали в верности царю никому

из македонцев.

10. Оставив в Согдиане Певколая с 3 тысячами пехоты (большего

гарнизона не требовалось), царь прибыл в Бактры. Оттуда он велел

отправить Бесса в Экбатаны, чтобы он заплатил [164] головой за

убийство Дария. 11. В те же дни Птолемей и Менид привели наемников:

3 тысячи пехотинцев и тысячу всадников. 12. Из Ликии пришел также

Александр с таким же числом пехотинцев и с 500 всадниками. Столько

же пришло из Сирии с Асклепиодором; Антипатр послал 8 тысяч греков,

среди них 500 всадников. 13. Получив подкрепление, царь выступил,

чтобы уничтожить следы восстания, и, казнив зачинщиков мятежа, на

четвертый день он достиг реки Окса. Вода ее, несущая ил, всегда

мутна и нездорова для питья. 14. Поэтому воины стали рыть колодцы.

Однако воды не могли найти даже на большой глубине, как вдруг

заметили источник в палатке самого царя; обнаружив его не сразу,

стали утверждать, что он появился внезапно. И сам царь хотел, чтобы

верили, будто этот источник — дар богов. 15. Перейдя затем реки Ох и

Окс, он прибыл к городу Маргиана. Поблизости были выбраны места для

основания 6 крепостей, для 2 из них к югу, для 4 к востоку от этого

города, на близком расстоянии друг от друга, чтобы не искать далеко

взаимной помощи. 16. Все они были расположены на высоких холмах;

прежде — как узда для покоренных племен, ныне, забыв о своем

происхождении, они служат тем, над кем когда-то господствовали.

ГЛАВА 11

1. Царь усмирил и остальные области. Оставалась одна скала, занятая

согдийцем Аримазом с 30 тысячами воинов, собравших туда заранее

продовольствие, которого бы хватило для такого числа людей на целых

два года. 2. Скала поднимается в вышину на 30 стадиев, а в

окружности имеет 150. Отовсюду она обрывистая и крутая, для подъема

есть лишь очень узкая тропа. 3. На половине высоты есть в ней пещера

с узким и темным входом; он постепенно расширяется, а в глубине

имеется обширное убежище. Почти повсюду в пещере выступают

источники, воды которых, соединившись, текут потоком по склонам

горы. 4. Царь, увидев неприступность этого места, сначала решил

оттуда уйти; однако затем в нем загорелась страсть преодолеть и

природу. Прежде чем решиться на осаду, он послал к варварам сына

Артабаза Кофа предложить им сдать скалу. 5. Ответ Аримаза, который

полагался на неприступность своей позиции, был полон дерзких слов,

под конец он даже спрашивал, не умеет ли Александр летать. 6. Эти

слова, переданные царю, столь задели его за живое, что, созвав лиц,

с которыми он обычно совещался, он сообщает им о дерзости варвара,

насмехающегося над тем, что у них нет крыльев; он добавил, что в

ближайшую ночь он заставит Аримаза поверить, что македонцы умеют и

летать. 7. “Приведите ко мне, — сказал он, — из своих отрядов 300

самых ловких юношей, которые привыкли дома гонять стада по горным

тропам”. 8. Те быстро привели к нему юношей, отличавшихся ловкостью

и энергией. Царь, глядя [165] на них, сказал: “С вами, юноши и мои

сверстники, я преодолел укрепления прежде непобедимых городов,

прошел через горные хребты, заваленные вечным снегом, проник в

теснины Киликии, претерпел, не поддаваясь усталости, холода Индии. Я

вам служил примером и видел ваши подвиги. 9. Скала, которую мы

видите, имеет только один доступ, занятый варварами; остальные места

они не охраняют; стража у них только со стороны нашего лагеря. 10.

Вы найдете путь, если усердно исследуете все подступы к вершине. Нет

таких высот в природе, куда не могла бы взобраться доблесть. Испытав

то, в чем отчаялись остальные, мы подчинили своей власти Азию. 11.

Доберитесь до вершины. Овладев ею, вы дадите мне знак белыми

лоскутами; подтянув войска, я отвлеку врагов от вас на себя. 12. Кто

первый достигнет вершины, получит в награду 10 талантов, на один

менее получит поднявшийся вторым, и столько же получат следующие 10

человек. Однако я уверен, что вы будете думать не столько о

вознаграждении, столько об исполнении моей води”. 13. Они выслушали

царя с таким воодушевлением, будто уже заняли вершину. Когда их

отпустили, они стали запасаться железными клиньями, чтобы вбивать их

между камнями, и крепкими веревками. 14. Царь, кругом осмотрев

скалу, велел им взобраться во вторую стражу в том месте, где подступ

казался менее всего трудным и крутым, и пожелал успеха. Те, взяв с

собой продовольствия на два дня и вооружившись только мечами и

копьями, стали подниматься. 15. Сначала шли, затем, дойдя до

обрывистых мест, одни подтягивались, ухватившись руками за выступы

скал, другие взбирались с помощью веревок, закидывая их на клинья,

вбитые ими между камнями, чтобы становиться на них ногами. Весь день

они провели в трудах и тревогах. 16. После стольких усилий перед

ними открывались все большие трудности, и им казалось, что сама

скала растет. Печальное было зрелище, когда кто-нибудь, сделав

неверный шаг, срывался и летел вниз, тем самым указывая и другим на

угрожающую им опасность. 17. Однако они, одолев эти препятствия, все

же добрались до вершины горы, утомившись от непрерывных усилий, а

некоторые получив даже увечья; ночью их оковал сон. 18. Растянувшись

всюду на непроходимых суровых скалах, забыв об угрожающей опасности,

они проспали до рассвета; пробудившись словно от глубокого

беспамятства, они стали исследовать скрытые, лежавшие под ними

впадины, но не знали, в какой части скалы укрываются главные силы

врагов. Наконец они заметили дым, выходивший из пещеры под ними. 19.

Они поняли, что там находится убежище врагов. Итак, они выставили на

копьях условленный сигнал, но обнаружили при этом, что из их отряда

при подъеме погибло 32 человека.

20. Царь не столько обуреваемый желанием овладеть этим местом,

сколько встревоженный судьбой посланных им на столь опасное дело

весь день обозревал горные вершины. Он удалился [166] на отдых

только ночью, когда темнота все скрыла от его взоров. 21. На

следующий день, еще до полного рассвета, он первый заметил лоскуты

как знак занятия вершины. Но переменчивость неба, то освещавшегося

дневными лучами, то затуманивавшегося, принуждала сомневаться, не

обман ли это зрения. 22. Когда же небо озарилось более ярко, его

сомнение отпало позвав Кофа, с помощью которого он уже обращался к

варварам, он опять послал его к ним убедить их хоть теперь принять

более здравое решение, а в случае их упорства из-за уверенности в

позиции показать им с тыла воинов, занявших вершину горы. 23.

Допущенный к врагам Коф стал советовать Аримазу сдать скалу, обещая

ему милость царя, если он не принудит его при столь обширных его

замыслах задержаться из-за осады одной скалы. Тот еще заносчивее и

надменнее, чем прежде, велит Кофу уйти 24. Последний, взяв варвара

за руку, просит его выйти с ним из пещеры. Когда Аримаз вышел, он

показал ему юношей на вершине горы и, с полным правом насмехаясь над

его надменностью, сказал, что у воинов Александра действительно есть

крылья. 25. И уже из македонского лагеря были слышны звуки труб и

крики воинов. Это обстоятельство, как и многое на войне, пустое и

незначительное, принудило варваров сдаться. В самом деле, от страха

они не могли заметить малочисленность тех, кто находился у них в

тылу. 26. Поэтому они поспешно вернули Кофа, уже ушедшего среди их

замешательства, и послали с ним 30 своих вождей, чтобы сдать скалу и

договориться о разрешении уйти невредимыми 27. Царь хотя и опасался,

как бы варвары, заметив малочисленность юношей, не опрокинули их,

однако, веря в свое счастье и будучи озлобленным надменностью

Аримаза, ответил, что он требует безоговорочной сдачи. 28. Аримаз,

отчаявшийся в своем положении, хотя оно и не было проиграно,

спустился в лагерь вместе с близкими и знатнейшими мужами своего

племени. Всех их Александр велел подвергнуть бичеванию и распять на

крестах у самого подножия скалы.

29. Вся масса сдавшихся в плен вместе с захваченным имуществом была

роздана в качестве дара населению новых городов, Артабаз был

оставлен для охраны скалы и окрестной области. [166]